В это время Булгаков пишет сатиру на советский быт. Вот что он сообщает советскому читателю: власть сменилась, а бюрократический монстр остался и только прибавил в силе («Дьяволиада); революционные идеи на службе у проходимцев неминуемо ведут к трагедии («Роковые яйца»); разбитое русское офицерство во всём лучше, храбрее, честнее и умнее красных, но ровно поэтому их дни сочтены («Белая гвардия»). Главным прижизненным успехом Булгакова станет пьеса «Дни Турбиных» — переделанная под сцену «Белая Гвардия». Изначально Булгаков собирался писать эпос о последних днях русской аристократии, по размаху сопоставимый с «Войной и Миром». Работая над романом, он пишет в очерке «Киев-город»: «Когда небесный гром (ведь и небесному терпению есть предел) убьёт всех до единого современных писателей и явится лет через пятьдесят новый, настоящий Лев Толстой, будет создана изумительная книга о великих боях в Киеве».
Шли споры о том, стоит ли пускать «Дни Турбиных» на советскую сцену — финальное слово было за Сталиным. Он одобрил пьесу, в которой идеологические враги были выведены с нескрываемой симпатией, ведь в конце их сметала «всесокрушающая сила большевизма»: «Если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, значит, большевики непобедимы, с ними, большевиками, ничего не поделаешь».
Успех «Дней Турбиных» принёс всё, что он хотел — славу, деньги, востребованность. Но накануне финальной репетиции, после которой было получено разрешение, у Булгакова проходит обыск: у него конфискуют и новую повесть «Собачье сердце», и личный дневник, в котором без умолчаний описано его белогвардейское прошлое. Сталин фактически спас «Турбиных», но вот «Бег», следующую пьесу Булгакова, — он не пропустил, несмотря на то, что в финале на чужбине стреляется белый генерал, а пара влюблённых эмигрантов возвращается в Советский Союз. Автора допрашивают чекисты, пьеса не разрешается к постановке.