Эти слова принадлежат одному из самых известных русских учёных, провозвестнику и теоретику космонавтики, философу-космисту Константину Циолковскому. Подавляющую часть огромной 78-летней жизни этот человек провёл, не имея возможности слышать мир вокруг себя — но видел и понимал его так остро, как могут очень немногие с врождённым слухом.

Отец Константина Эдуард происходил из обрусевшего польского дворянства, мать Мария — из обрусевшего татарского. Типичная история для Российской Империи. Семья жила в Рязанской губернии. Там, в селе Ижевское, в 1857 году и родился Константин Циолковский.

В 1867 году девятилетний мальчик катался на санках и сильно простудился. Болезнь перешла в скарлатину, и Костя потерял слух. Семья переехала в Вятку, где отец получил хорошую должность, а сына отдали в Вятскую классическую гимназию — денег за обучение с Циолковских не взяли.

Костя часто получал взыскания за плохую дисциплину и даже оставался на второй год. Однако уже с 14-15 лет проявилась его тяга к точным наукам, и подросток стал упорно заниматься самообразованием. И не просто впитывать знания о математике или физике, но пытаться изобретать что-то своё. Юный Константин Циолковский задумывался о создании аэростата, механизма, который позволил бы человеку покорить небо. Вскоре отец, несмотря на недуг сына, принял решение отправить Костю в Москву, чтобы тот смог реализовать свой технический талант.

Получив прививку московской интеллектуальной среды, Константин вскоре вернулся на малую родину. Он какое-то время проработал репетитором, а затем сдал экзамен на должность преподавателя народных училищ и был распределён в город Боровск Калужской губернии.

В Боровске он плотно обосновался: женился на дочери священника, у которого снимал квартиру, преподавал детям местного предводителя дворянства. Константин Циолковский запомнился соседям как эксцентричный учёный-энтузиаст. Он мог запустить ночью фейерверки — невиданное яркое действо, нарушавшее любое спокойствие — или ради шутки ударить гостей током электрической машины.

Циолковский потратил немало сил, чтобы разработать кинетическую теорию газов. Учитель-самоучка пришёл к грандиозным выводам — но оказалось, что сделал это он далеко не первым. И всё же труд провинциального преподавателя попал к признанным столичным учёным Дмитрию Менделееву (изумлённому, что кто-то открывает то, что открыто 25 лет назад!) и Петру Фан-дер-Флиту. Усердие и природные способности Циолковского оценили, он получил приглашение в Русское физико-химическое общество и продвижение по чинам.

Циолковский вновь загорелся идеей создания управляемого аэростата — и даже прочитал доклад об этом в Москве. Параллельно мечтательный ум учёного привёл его к созданию фантастической повести «На Луне»: думая о том, что возможно было создать совсем скоро, как аэростат, Циолковский одновременно пытался прочертить границы далёкого будущего с космическими полётами.

Один дом Циолковского сгорел, другой затопило при половодье — пришлось в конце концов переехать в квартиру. Учёный всё время продолжал работать: составлял учебные пособия по геометрии и пытался добиться финансирования постройки металлического дирижабля. В конце концов Циолковский как «один из способнейших и усерднейших преподавателей» был приглашён работать в Калугу, с которой связаны долгие десятилетия его жизни.

В 1897 году Циолковскому случилось пережить опыт по-настоящему экзистенциальный. Без устали работавший над проектом металлического аэростата и постройкой аэродинамической трубы, учёный в конце концов тяжело заболел. Операция, в ходе которой Циолковский, вероятно, перенёс клиническую смерть, спасла ему жизнь. Позже учёный вспоминал:

Очередная болезнь не надломила Циолковского, вскоре он добился петербургского финансирования новой аэродинамической трубы и получил пенсию за беспорочную учительскую службу, купил свой дом. Несчастья, однако, постоянно сопровождали его: новый дом затопило, один из сыновей спустя считанные месяцы после поступления в Московский университет покончил с собой — Циолковский потерял сознание на похоронах. Через двадцать лет случится самоубийство ещё одного сына исследователя.

Признанный учитель, он по-прежнему воспринимался калужскими соседями как чудак. Тем не менее, ему удалось получить признание в прессе и воспользоваться строгим, часто критическим признанием со стороны великого механика Николая Жуковского. Не получив финансирования строительства дирижабля, Циолковский занялся утопическими проектами изменения всей транспортной системы страны, размышлял о создании всеобщего языка.

Революция внесла мучительный хаос в жизнь Циолковского. Учёного то приглашали в различные сообщества и давали жалованье, то лишали доходов. Константина Эдуардовича даже арестовывала ВЧК — впрочем, всё обошлось. Циолковский пережил четырёх своих детей.

До своей кончины в 1935 году Константин Эдуардович, то пестуемый советской властью, то вновь лишаемый доходов, продолжал научную деятельность, читал публичные лекции и вёл бесконечную переписку со всеми, кто желал обратиться к легендарному калужскому учёному.

Долгие годы научной деятельности Циолковского, несмотря на все сложности и бесконечность нереализованных проектов, вовсе не прошли даром. Его идеи — а Циолковский опубликовал за свою жизнь 148 работ — раздвинули рамки науки и вдохновили многих учёных, в том числе отца российской космической программы Сергея Королёва.

Циолковский был научным фантастом и учёным одновременно, он видел бесконечное поле возможностей впереди — и пытался закрепить их строгими формулами. Порой его научные труды сопровождались художественными вставками — таков был творческий метод учёного.

Циолковский порой опирался на устаревшие данные — но истово работал, заражая своим энтузиазмом других: через прессу и через личное общение. Аэростат, дирижабль — да и сама идея преодоления человеком притяжения земли, освоения неба и космоса — передавались от Циолковского людям, отпечатываясь в интеллектуальном пространстве России и всего мира. Стараясь создать рабочие модели своих изобретений, страдая от недостатка финансирования, Циолковский, быть может, сам того не замечая, делал главное — оставлял в обществе, мечты и надежды, которые нашли своё воплощение через несколько десятков лет. Циолковский рассуждал об использовании ракет для освоения космического пространства, писал о космическом лифте, поездах на воздушной подушке. Часть его идей осуществилась, часть — только ждёт своего времени. Соединив гениальность учёного с творческой силой писателя, Циолковский обогатил мир человеческих представлений о мире как таковом.

Будучи техническим гением, Циолковский не оставлял желания понять общее мироустройство, сказать нечто, что описало бы реальность как она есть. Его парадоксальный, пытливый ум создал своеобразную философскую систему, основанную на понимании космоса как главного, наиболее важного для человека явления. Порой Циолковского причисляют к философам-космистам, и, насколько бы ни было справедливо это утверждение, космос был понятием исключительно важным для учёного.

Циолковский проповедовал единство человечества и Вселенной, мечтал о том, что люди смогут изменить себя, Землю и обозримое космическое пространство при помощи разума. Пожалуй, именно в философских воззрениях учёного лучше всего проявился его дар мыслителя. Свои взгляды Циолковский называл «биокосмизмом», рассуждал о бесконечности космоса для человека и конечности его для Бога — Первопричины всего.

Константин Циолковский в истории остался великим учёным, а прежде всего — великим визионером. За каждым космическим аппаратом стоит идея, а за идеей — способность её автора свободно мыслить я, формулировать то, что кажется другим людям невероятным. И в этом Циолковскому не было равных.

Впитав технический романтизм своего века, Циолковский не стал, как многие, болтуном от науки или наивным публицистом, рисующим утопии будущего. Он — в своей порой будто сомнительной и даже полубезумной манере — подарил науке идеи, которые уже через несколько десятилетий реализовались в настоящих космических полётах. Он был одним из тех, кто подарил миру ракету — и уже мир решал, с какими целями пользоваться этим подарком.

Без таких людей, как Циолковский, человечество не может оспорить затверженные схемы, расширить границы известного — а значит, не может и двигаться к новому, к будущему. Всегда ли «новое» означает «хорошее»? Вовсе нет. Но если у нас есть шанс лучше понять мир, в котором мы живём, то на этом пути нас ведут циолковские: больше, чем учёные, и не меньше, чем созидатели новых смыслов.