То ли ночная галлюцинация изработавшегося человека, то ли страшное предзнаменование — первые месяцы 1927 года Андрей Платонов, идейный коммунист и начальник на производстве, провёл в упорной работе. Вот, например, ещё одно письмо той зимы:
«Живу плохо. Сократил более 50 % своего штата. Идёт вой. Меня ненавидят все, даже старшие инженеры (старые бюрократы, давно отвыкшие что-нибудь строить). <…> Я многих оставил без работы и, вероятно, без куска хлеба. Но я действовал разумно и как чистый строитель. А была грязь, безобразие, лодырничество, нашёптыванье. Я сильно оздоровил воздух. <…> У меня есть одно облегчение — я действовал совершенно беспристрастно, исключительно с точки зрения пользы строительства».
Помимо оптимизации процессов на коммунистической стройке, в это время он пишет свои знаменитые рассказы — «Епифанские шлюзы», «Эфирный тракт», «Город Градов» — и подступается к главным книгам — роману «Чевенгур» и повести «Котлован». Правда, сам Платонов, рабочий сын, солдат Красной Армии и инженер-мелиоратор, писательство за труд не считал: когда в советской печати шла дискуссия о том, нужна ли пролетарскому писателю «вторая профессия», он ответил, что для начала «советскому писателю нужно иметь первую профессию», а для искусства — «свободные выходные часы».
В справке из архива ОГПУ про Платонова пишут: «Среду профессиональных литераторов избегает. Непрочные и не очень дружеские отношения поддерживает с небольшим кругом писателей. Тем не менее среди писателей популярен и очень высоко оценивается как мастер». Действительно, в истории Платонов остался не выдающимся инженером, а не замеченным при жизни гением, стоящим рядом с величайшими модернистами XX века.